Я круто повернулся и столкнулся с проходившим мимо толстеньким коротышкой.
- Это еще что! – злобно рявкнул я.
- Протри глаза, чучело гороховое! – огрызнулся толстяк.
Я вытаращился на него.
- Людей ты, что ли, не видел?…
Я словно только этого и ждал.
- Людей-то я видел, — сказал я, — но разгуливающую пивную бочку вижу впервые…
Толстяк не полез в карман за словом. Остановившись и разбухая на моих глазах, он процедил сквозь зубы:
- Знаешь что? Пошел бы к себе в зоопарк! Мечтательным кенгуру нечего шляться по улицам!
Я понял, что передо мною весьма квалифицированный мастер перебранки. И всё-таки, несмотря на всю мою подавленность, я должен был позаботиться о своей чести.
- Топай, топай, псих несчастный, недоносок семимесячный, - сказал я и благословил его жестом. Но он не внял моим словам.
- Пусть тебе впрыснут бетон в мозги, идиот морщинистый, болван собачий! - продолжал он лаять.
Я обозвал его плоскостопым декадентом; он меня – вылинявшим какаду; я его – безработным мойщиком трупов. Тогда, уже с некоторым уважением, он охарактеризовал меня как бычью голову, пораженную раком, я же его – чтобы окончательно доконать – как ходячее кладбище бифштексов.
И вот тут он просиял.
- «Ходячее кладбище бифштексов» — это здорово! — сказал он. – Такого еще не слышал. Включу в свой репертуар! До встречи...
Он вежливо приподнял шляпу, и мы расстались, преисполненные уважением друг к другу. (Три товарища)